Або праця, яку ніхто не бачить
(мовою оригіналу)
От децимиалов обычно не ждешь того же, чего ожидаешь от людей старшего поколения, наших родителей. Мы так привыкли к тому, что дети, рожденные в 2010-х схватывают все на лету, интуитивно разбираются в сложной технике, в то время, как наши родители с трудом разбираются в простой технике, мы привыкли, что наши дети, по вине цифровых технологий и информационного общества мыслят вообще не так как мы, бывшие октябрята и пионеры эпохи развитого социализма, и уж тем более точно не так как их дедушки и бабушки, рожденные в середине 20 века. Странно было бы, если бы второклассник начал вдруг топить за СССР или мечтать попасть в советский “Детский Мир” 70-х, где продаются целиком стальные самосвалы, дутые из жесткого целлулоида пупсы или жестяные немецкие шмайссеры с мигающей красной лампочкой в дуле, но с логотипом ЮМЗ – завода-производителя баллистических ракет. Однако иногда мысли наших детей и наших родителей совпадают, что не может не показаться странным.
Я много раз рассказывал о том, что моя мама так до сих пор и не понимает, на кого я работаю, кто платит мне зарплату, что за работу я выполняю и кто мой начальник. Я даже описал это в книге. От моих сотрудников я знаю, что у некоторых та же ситуация – старенькие родители не понимают места их детей в сегодняшних реалиях, потому что не могут поверить в эти реалии и представить себе их. Это с одной стороны. С другой стороны – Гоша, второклассник чертовски элитной школы, в которой мало у кого, я уверен, папы стоят за станком, а мамы – за прилавком сельмага, хотя возможно всё, хотя бы и ради фана. То есть воздействие школьной среды я отрицаю. Далее, воздействие домашней среды я тоже отрицаю – дома с самого рождения, которое как раз примерно совпало со стартом инвестфонда, он мог видеть стиль жизни, работы и действий, продиктованный реалиями инвестфонда, дома у Гоши тоже никто не стоит ни за станком, ни за прилавком сельмага.
Но Гоша заявляет мне:
– Я не понимаю, кем ты работаешь и чем занимаешься.
– Почему это?
– Потому что ты не работаешь, а только встречаешься в ресторанах с людьми и разговариваешь.
– А это не работа?
– Нет, это не работа. Раз ресторан – значит это развлечение.
Категорично. В стиле моего сына и вообще всего их поколения. Мне сразу вспомнилась история одного блестящего тимлида, который так и не вышел в наш киевский офис на работу. Как раз накануне выхода к нам, предчувствуя, что жизнь входит в еще более благополучное и стабильное русло, он отправился знакомиться с родителями своей девушки. Чтобы благополучие было на всех фронтах. Папа воспринял тимлида в штыки. Первые тучи сгустились над ним, когда папа со всей возможной враждебностью узнал, что тот не служил в армии, и более того, не испытывает с тяготам и лишениям армейской службы ни малейшего уважения. Сообщение папы о том, что “Кто в армии не служил, то не мужик” не вызвало должной почтительности. Но самая драма началась, когда допрос дошел до работы, стиля жизни и планов, как кормить семью. Папа с ревом “Возить мышкой по столу – это работа? Работа???” спустил тимлида с лестницы, и вместо нашего офиса он оказался в травматологии.
Итак, встречаться в ресторане с людьми – это не работа. Я не стал выяснять, что же тогда работа, и перенес этот разговор на потом, потому что, чтобы вдруг услышать, что настоящая работа – это копать или переносить тяжести, нужна подготовка. Но стало ясно, почему Гоша не считает это работой – действительно, в его присутствии я никогда не встречался в ресторане с людьми по рабочим вопросам, если мы шли в ресторан, то чтобы отдохнуть или что-то отпраздновать.
Я долго объяснял ему вещи, которые непонятны даже многим взрослым директорам: если учредитель компании не на переговорах с партнерами, клиентами, инвесторами где-нибудь в ресторане или другом приятном месте, а торчит в офисе и дерет персонал – это означает, что в бизнесе проблемы. Нормальное состояние учредителя – это быть на встрече в ресторане, получая от других необходимое для бизнеса. Всю остальную работу делает наемный персонал. Я не стал ему рассказывать о том, что легче было бы отстоять на мартене день-ночь-сутки-двое, чем “развлекаться” в ресторане с некоторыми из партнеров или заказчиков. Не знаю, как в вашем бизнесе, но у меня есть люди, с которыми нужно общаться, и от которых за час общения устаешь сильнее, чем за день разгрузки вагонов. И еще многое из этого “развлечения” и “отдыха” осталось нерассказанным, и я надеюсь, что мне не только никогда не придется рассказывать ему это, но и он сам никогда не пройдет это на своем опыте.
Он принял мои объяснения, но спросил:
– А почему ты даже маленькую фирму или ларек называешь “предприятие?” Предприятие – это завод!
И я ответил:
– Потому что даже в ларьке, даже в самом маленьком ЧП работы всегда столько, что это почти не отличается от работы большого предприятия. Никто нигде не сидит сложа руки. Даже в ларьке нужно получить прибыль. А это значит, что перед этим нужно раздать все затраты, которые ты должен – зарплату, за товар, за электричество, за аренду. А это значит, что надо получить выручку. А это значит, что нужно продать товар, который есть в ларьке. А это значит, что его нужно красиво и удобно расставить, чтобы его было видно и его покупали. А это значит, что нужно, чтобы кто-то расставлял и продавал. А это значит, что нужно нанять продавца. А товар еще нужно где-то взять. И деньги на него нужно где-то взять. И если из оборота, то нужно, чтобы этот оборот для начала был. Но если он даже и есть, товар сам собой не возникнет посреди ларька. Значит, нужно договориться, чтобы его привезли, а разный товар привозят разные люди. Значит, со всеми надо встретиться и договориться, да так, что все всем подходило. А это значит, что с этими всеми людьми надо встречаться и говорить. Вот ты не любишь, когда с тобой говорят, когда у тебя плохое настроение. И никто не любит. Значит, надо, чтобы у этих людей было хорошее настроение. Поэтому я и встречаюсь с нужными мне людьми в ресторанах, ведь мои бизнесы намного больше, чем ларек, и значит, что от хорошего настроения зависит намного больше, чем товар в ларьке. А перед тем как встречаться, этих людей нужно найти и не ошибиться, не принять не тех за тех. И все это – только для того, чтобы работал один маленький ларек! Поэтому я называю даже маленький бизнес предприятием, потому что на больших предприятиях происходит все то же самое, только в сотни раз крупнее.
Гошу мои объяснения удовлетворили. Что до вопроса о работе-неработе, вердикт, вынесенный семилетним человеком, был оправдательный: “Папа всё же работает. Все в порядке”.
А раз так, то значит можно быть спокойным. Многие скажут: “Да кому какое дело, что там думает ребенок”. Но это тот случай, когда мнение и отношение одного, но сына, важнее мнения и отношения тысячи партнеров, потому что партнеров много и всегда будет много, при всем уважении, а сын один.
Більше новин та актуальних матеріалів Investory News у нашому каналі в Telegram
Ми у соцмережах